Страницы истории

Вдали от событий. История одного женского безумия на Лазурном берегу

Что вдохновило Фрэнсиса Скотта Фицджеральда на создание одного из самых известных американских романов? За блеском и гламуром богемной жизни скрывались болезненные отношения между нарциссическим художником и его взрывной музой. Смелое и порой бесшабашное поведение Зельды Фицджеральд не раз становилось поводом для разговоров на Лазурном берегу и привело к печальному итогу — душевной болезни.

ГДЕ СУТЬ

Джеральд Мерфи, прототип доктора Ричарда Дайвера в романе Ф.С. Фицджеральда «Ночь нежна», в интервью газете «Нью-Йоркер» от 28 июля 1962 года вспоминает свои первые впечатления от книги и сравнивает их с ощущениями в преклонном возрасте (Джеральд на двадцать четыре года пережил Фрэнсиса, скончавшегося от сердечного приступа в Голливуде в 1940 году в возрасте 44 лет): «Нам с Сарой (жена Джеральда — Ред.) было странно читать этот роман. Сара невзлюбила его тогда и не смогла смириться с ним сейчас. Недавно я перечитал его — впервые с тех пор, как он вышел в свет. И надо отметить, он показался мне довольно милым. Я узнавал в разговорах и событиях этой книги все то, чем мы жили тогда на Ривьере, — наши увеселения, беседы, перебранки. Но, как сказала тогда Сара, «…мистер Фицджеральд мало что понимает в людях. И уж совсем ничего в нас с Джеральдом».

Когда Джеральд (и в один голос с ним Хемингуэй) осторожно намекнули Фрэнсису, что к концу повествования он полностью исказил весьма узнаваемых в первых главах персонажей, мистер Фицджеральд как ни в чем не бывало ответил в письме: «Моя книга — плод вдохновения, а источник вдохновения — вы, Дик, и ваша супруга Сара. Так я вижу вас и вашу жизнь. А вторая половина книги — это уже я и Зельда. А все потому, что я и Зельда суть вы с Сарой»…

Вдали от событий. История одного женского безумия на Лазурном берегу
@pixabay.com

НОВЫЙ МИРОВОЙ ПОРЯДОК НА РИВЬЕРЕ

В начале 1920-х годов Французская Ривьера в очередной раз меняла свой облик. Полтора века минуло с тех пор, как эта запустелая некогда территория от Сан-Тропе до нынешней французско-итальянской границы, жители которой, загорелые рыбаки и сухопарые добытчики оливкового масла, едва сводили концы с концами, превратилась в манящий край беззаботного отдыха британской аристократии. Это случилось благодаря дорожным заметкам англичанина Тобиаса Смолетта, датированных1765 годом. Молва о сказочных закатах и теплых бризах в Ницце и Каннах разнеслась по всей Европе, а веком позже, в 1850-х годах, когда князь Монако Карл III вместе с французским предпринимателем Франсуа Бланом открыли в Монте-Карло казино, туда стали стекаться несметные сокровища всех знаменитых домов Европы, включая деньги клана Ротшильдов.

Название «Лазурный берег» закрепилось за этой полоской рая на Земле в 1887 году с легкой руки поэта и политика новой Франции Стефана Франсуа Эмиля Легарда, опубликовавшего книгу под одноименным названием.

Первая Мировая война обрушила экономику европейских стран, сделала доллар сильной валютой, и на Лазурный берег веселой толпой ринулись американцы. В отличие от подавляющего большинства «британских пациентов» (в свое время шотландский врач Джон Браун рекомендовал эти места больным чахоткой), молодыми янки двигала не перспектива поправить здоровье, а интерес к новым веяниям европейского искусства и науки. И к новому образу жизни.

Одним из таких буревестников нового мирового порядка был мистер Джеральд Клери Мерфи, сын промышленного магната из Бостона, владельца компании Mark Cross Company, торговавшей изделиями из натуральной кожи. В Йельском университете, куда Джеральд поступил лишь с третьего раза, он знакомится с молодым музыкантом Коулом Портером. Это тот самый Портер, который подарил нам такие шедевры джаза, как «I love you», «Night and Day» и «Begin the Beguine». Джеральд вводит Коула в элитный круг DKE, студенческой организации, миссией которой и по сей день остается воспитание высокообразованных джентельменов. Именно тогда Джеральд проникается благородной идеей создать вокруг себя (с помощью отцовского состояния, разумеется) сообщество прогрессивных художников, писателей и музыкантов.

В 1921 году Джеральд с супругой Сарой (в девичестве Вайборг, дочерью «чернильного короля» Америки Франка Вайборга) переезжают в Париж из ставшего тесным и неуютным Нью-Йорка. Обе семьи — и Мерфи, и Вайберги — даже после свадьбы неодобрительно относились к их браку, в основном из-за того, что Сара была на пять лет старше Джеральда. Еще спустя несколько месяцев супруги перебираются на Лазурный берег, в Антиб, где со временем покупают небольшую виллу с экзотическим садом и называют ее Villa America.

Радушие Мерфи привлекает к себе внимание таких служителей муз, как Пабло Пикассо, Фернан Леже, Эрнест Хемингуэй, Жан Кокто, Арчибальд Маклиш, Игорь Стравинский. В дни очередного «Русского сезона» Дягилева в Париже супруги на добровольных началах помогают дорисовывать декорации к «Шахерезаде», «Пульчинелле» и другим постановкам. На этих балетных представлениях они и знакомятся с большинством своих европейских друзей. А весной 1924 года с Джеральдом и Сарой сближается чета Фицджеральдов.

Вдали от событий. История одного женского безумия на Лазурном берегу
@pixabay.com

ОПАСНЫЕ МЕЧТЫ

Мистер Фрэнсис Скотт Фицджеральд, тот самый, кто подарил путевку на литературный Олимп Хемингуэю (он заметил Эрнеста, в ту пору писавшего для торонтовской газеты, и представил начинающего литератора своему агенту и редактору Максуэллу Перкинсу), с детства хотел стать богатым. Очень богатым. Вся прочая суета этого мира — война, любовь, религия, научные открытия — воспринималась Фрэнсисом как дешевая беллетристика, годная разве что для журнальных рассказов со слащавым концом (а таких он сочинил за свою жизнь немало — в качестве подработки, разумеется). Не последнюю роль в трагедии его жизни сыграло непростое детство. Мальчик оказался меж двух огней: с одной стороны, добрый отец-подкаблучник, согбенный под тяжестью долгов, с другой — экстравагантная и сверх меры заботливая мать (она приносила юному Фрэнсису бутерброды и кофе в постель и могла появиться на публике в ботинках разных цветов — один серый, другой коричневый). Единственным капиталом Фрэнсиса, доставшимся ему в наследство, было тщеславие, помноженное на удивительную способность тонко подмечать детали характеров (еще школьником он вел дневник с заметками о своих одноклассниках) и на не менее удивительную храбрость, граничащую с наглостью (опоздав на воскресную службу, кричал пастору: «Не обращайте на меня внимания, продолжайте проповедь!»).

«Я должен выделяться во всем, что бы ни делал… должен утвердить себя… Я не в силах жить без того, чтобы меня не любили, обойтись без того, чтобы меня не похвалили…» — признается он в 1935 году в беседе с Лорой Гатри, служившей у него секретаршей.

Литература становится для Фрэнсиса своего рода делириумом, подземным царством, где его мечты исполняются в иных образах, в другой жизни, о которой он бредил, еще учась в Принстоне с 1913 по 1917 год. Диалектика завистливого сердца, не привыкшего к богатству и не готового к нему, отталкивает главных редакторов американских издательских домов. Они пишут Фицджеральду: «Наша публика будет оскорблена, прочитав ваш роман». Однако в конце апреля 1920 года, после двух лет кропотливой работы «над ошибками», выходит в свет первый роман Фрэнсиса «По эту сторону рая». Роман приносит успех, деньги и — самое главное — согласие двадцатилетней Зельды Сейр и ее зажиточной семьи из Алабамы (отец Зельды был членом верховного суда штата) на помолвку с влюбленным по уши Фицджеральдом.

@pixabay.com

ВЫХОДЦЫ И ВЫХОДКИ

В свое время в родном городке Сент-Пол юный Фрэнсис, утомившись от нотаций учителей католического колледжа, развлекался тем, что звонил в фирму по изготовлению ножных протезов и, заказав пару, давился от смеха, живо интересовался, не скрипят ли изделия. Зельда же, эта «егоза», как ее с любовью и тревогой называли родители, заскучав у себя в комнате, звонила в пожарную охрану и в притворных рыданиях просила поскорее приехать и снять с крыши ее брата. Сойдясь, Фрэнсис и Зельда устраивают «продолжение банкета»: катаются по Манхэттену на крыше такси и появляются на спектаклях в чем мать родила.

Однако настоящий «праздник жизни» молодой четы начинается в 1924 году во Франции — сначала в Париже, а затем на Ривьере, где они знакомятся с Джеральдом и Сарой Мерфи, в доме которых собирались сливки местного общества. Благодаря Джеральду на Ривьере происходят два эпохальных события. Во-первых, Hôtel du Cap в Антибе, построенный как частная вилла в 1869 году Ипполитом де Вильмессаном, основателем французской газеты Le Figaro, впервые за тридцать пять лет не закрывается в жаркие летние месяцы: Джеральд уговаривает владельца оставить в гостинице на мертвый сезон повара, распорядителя и швейцара и поселяется там вместе с новыми друзьями. А во-вторых, именно Джеральд Мерфи внушает бледнолицым аристократам Старого Света, что Лазурный берег предназначен не только для купания, но и для солнечных ванн. До него загорать на этих золотистых песках было просто не принято!

И, конечно, Джеральд всегда на коне, всегда в курсе последних событий, связанных с искусством и научными изобретениями. Еще в первые дни в Париже, проходя по улице Боети мимо художественной галереи, он замечает картины Жоржа Брака, Пабло Пикассо и Хуана Гриса — и тут же, пораженный непривычными формами и смелыми цветовыми коллизиями, решает заняться живописью. Супруга Сара не отстает: она берет уроки у самого Пикассо, который живет, как выясняется, по соседству.

Однако ум Фицджеральда занимает не тяга Мерфи к искусству, а их богатство (в наследство Сара получила акции с доходом 7000 долларов в год). Героиня романа «Ночь нежна» покупает на Ривьере не краски и холсты, а сногсшибательную новинку сезона — безумно дорогого резинового надувного крокодила для купаний. Это та самая сцена шопинга Николь Дайвер, богатой девушки, сорвавшейся в пропасть шизофрении после случайного соития с собственным отцом. Сара Мерфи стала прототипом главной героини романа, и логично, что Саре роман, мягко говоря, «не понравился». Еще бы: Сара прожила нормальную со всех точек зрения жизнь, а Николь с середины книги, когда ее выписывают из швейцарской психиатрической лечебницы, начинает подозрительно напоминать Зельду Фицджеральд — и поведением, и развитием болезни…

Вдали от событий. История одного женского безумия на Лазурном берегу
@pixabay.com

ЗАГНАННЫЕ В УГОЛ

Устами Бэби Уоррен, одной из героинь романа «Ночь нежна», автор, уставший вызволять Зельду из трясины помутненного рассудка, вопрошает: «Как понять, где заканчивается эксцентричность и начинается болезнь?»

Когда в августе 1924 года Джеральд с Сарой из-за ремонта на Villa America вынуждены были вновь воспользоваться номерами в Hôtel du Cap, в одну из ночей к ним постучался Фрэнсис. Он был бледен, свеча дрожала в его руке, глаза смотрели дико: «Мне кажется, моя Зельда больна. Не нарочно больна, она ничего с этим поделать не может». Вбежав в номер Фицджеральдов, Мерфи увидели пустую баночку из-под снотворного. Доза была огромной, однако не смертельной, и, чтобы Зельда не забылась в летальном сне, они все вместе, держа ее под руки, ходили до утра по лестницам вверх и вниз. «Рассеянное ничего-не-делание», ради которого, по словам самих Фицджеральдов, они прибыли на Ривьеру, завершилось самым трагическим образом. Через год, приревновав Фрэнсиса к Айседоре Дункан, Зельда бросается вниз головой с лестницы в ресторане, но опять же чудом остается жива.

В 1930 году после долгой борьбы с недугом в лучших клиниках Швейцарии и Америки Зельда Фицджеральд окончательно сходит с ума: ее диагноз — шизофрения. Кудрявая «егоза», талантливая художница и писательница, муза одного из величайших писателей Америки не удерживает равновесие на скользкой бриллиантовой дорожке роскоши. В клиниках она пишет художественные романы с вымышленными, но вполне узнаваемыми героями. Первый ее опус, «Спаси меня, вальс», посвящен темам любви, семьи и творчества. Откровения жены, которая пользовалась текстами из записных книжек мужа, мало обрадовали и без того загнанного в угол Фицджеральда, который в те годы был вынужден вернуться в Америку и зарабатывать написаниями глупых сценариев для Голливуда). Свой второй роман Зельда не завершит: в 1948 году она погибнет в пожаре в больнице Хайленд, пережив мужа на восемь лет.

Там на Таити вдали от событий
Мы будем с тобой вдвоем.
В тиши ночной — мы под луной,
Лишь я с тобой,
И ты со мной….
(Ф.С. Фицджеральд, «Ночь нежна», часть вторая, глава 12).

Вдали от событий. История одного женского безумия на Лазурном берегу
@pixabay.com

САДЫ НАДЕЖДЫ

А что же Джеральд и Сара Мерфи? В 1934 году, в период Великой депрессии, Джеральду пришлось возглавить компанию отца. Он с тяжелым сердцем взвалил на себя эту ношу, сбросив ее, к своему величайшему облегчению, в 1956 году. В воспоминаниях он главным образом говорит о друзьях, искусстве и отношениях между людьми в «эпоху джаза», как окрестил Фицджеральд 1920–30-е годы. Ни слова о богатствах, надувных крокодилах и золотых песках — ни в прямом, ни в переносном смысле.

Любимая четой Мерфи Villa America переходила из рук в руки несколько раз после их отъезда в Соединенные Штаты. В 1950 году она была приобретена швейцарским производителем часов Tissot за 27 000 долларов. Новые владельцы полностью переделали дом. К сожалению, не было приложено ни малейших усилий для сохранения славного прошлого этой исторической виллы или ее экзотических садов.

Поместье Château de la Garoupe, принадлежащее Коулу Портеру, другу Джеральда, было тем самым местом, где Мерфи впервые поселились на Французской Ривьере и где зародилось их страстное увлечение Лазурным берегом. В 1996 году вилла была куплена Борисом Березовским, российским олигархом и другом Бориса Ельцина. В 2013 году Березовский умер в Великобритании. Только в 2017 году французское правительство возвращает виллу в собственность, выиграв дело об отмывании денег.

Кто же сейчас владеет Villa America? Кто ухаживает за белым инжиром, привезенным с Ближнего Востока прежним хозяином, французским военным атташе? Не Шэрон ли это Стоун отдыхает под сенью арабского клена с белоснежными тонкими листьями? А может быть, это мускулистые руки Льюиса Хэмилтона поливают нежно-лиловую валериану? Этим знаменитостям — актерам, гонщикам Формулы-1, промышленникам, меценатам и отпрыскам аристократических домов Европы — незнакомы воспаленные мечты о богатстве. Мечтать о том, что и так есть, глупо. Лучше полистать Фицджеральда: его роман не так печален, как его биография. В финале читателя ждет бурлящая радостью Ривьера — лазурная, древняя и невероятно нежная. Как средиземноморская ночь.

Показать больше
Back to top button